Из digital nomad в digital refugee. Личный опыт возвращения из Европы в эпоху тотального карантина
Цифровой кочевник Елена Куликова рассказала, как не смогла вернуться домой в Стамбул из Парижа, погостить в Страсбурге и Дюссельдорфе, избежала неопределенности в Марокко и в итоге оказалась на карантине в Москве.
***
Если бы мне кто-то сказал, что я буду мечтать улететь в Москву в марте, я бы рассмеялась в лицо этому человеку. Если бы мне сказали, что надо будет лететь из Парижа, лихорадочно бронируя билеты, то подумала бы, что мой собеседник явно не в себе. Но именно это случилось со мной 16 марта, когда в аэропорту имени Шарля де Голля я писала подруге в Берлине: «У вас уже отменили общественный транспорт? Если я не улечу, то смогу переночевать у тебя?» Мне повезло, что друзья, готовые положить спать, есть, пожалуй, в каждой стране мира. И друзья, которые, работая в посольстве одной милой европейской страны, пришлют вечером в воскресенье сообщение: «Елена, если ты не намерена оставаться во Франции до июня, то срочно уезжай, в понедельник вечером Макрон объявит lockdown».
Родина позвала
Приехав в Париж поработать на выборах (должно было получиться интересно: желтые жилеты, пенсионная реформа, протесты, разочарование в президенте) и провести время с друзьями, я предполагала вернуться домой в Стамбул 20 марта. Но Турция закрыла границы для Европы и ввела жесткое ограничение: вернуться могут только наши граждане. Мой ВНЖ не прокатил, вернуться домой я не могла, о чем мне сообщили в письме от авиакомпании. В Москву отчаянно не хотелось, поэтому купила билет на поезд к подруге в Страсбург: мы решили, что провести вместе несколько недель будет хорошим планом. Поезд отменился очень быстро. Я купила второй – такая же история.
Стало ясно, что друг из посольства был прав. На вопрос «куда» выбор стоял между Марокко (там тепло, говорят по-французски, давно хотела) и другой подругой в Германии. Приятель из посольства был категорически против Марокко, и, как я узнала двумя днями позже, он был прав (как всегда): отели и хостелы в Королевстве позакрывали, перемещаться по улицам запретили. Готовя новости про сотни застрявших там россиян, я думала, что могла бы передавать всё это с места событий. В ночь на понедельник принимаю решение и покупаю билет до Дюссельдорфа. Ура – он есть, он продается, значит, всё хорошо. Отправление в 9 утра, мне не спалось. В 4 утра пришла смс: никто никуда не едет.
Моей самой большой мечтой было приехать в аэропорт и, глядя на табло рейсов, ткнуть пальцем, куда я хочу улететь. Вселенная исполняет желания очень причудливо: я действительно еду в аэропорт без билета с четким осознанием: хотя бы доехать до него, пока ходят автобусы. Еще до объявления режима «сидеть дома, не выходить» Париж впал в кому: в метро никого, все заведения общепита закрыты или в лучшем случае работают на вынос.
В аэропорту обнаруживаются две новости: улететь из Парижа стоит дорого. Очень дорого: прямые билеты на сегодня – 900–1000 €, завтра – 600–700. Хорошая новость: билеты из Берлина стоят «всего» 140 € в один конец плюс до него еще 100. Но долетим ли мы туда – это вопрос. У стойки EasyJet людей нет, но я «заняла очередь», чтобы купить билет за 2 часа до вылета. Как мне сказали сотрудники авиакомпании, меньше чем за 2 часа рейсы не отменяют, «только переносят». Что в нашем случае большое достижение. Вылет состоялся, но улететь из Берлина в Москву через несколько часов не удалось: цены на билеты существенно изменились.
Хорошо, переночую в Берлине, поработаю и улечу через сутки (ттт). Покупаю билет, понимая, что если этот рейс тоже отменится, на новый билет придется ждать дня Х, когда вернутся деньги за все отмененные рейсы. Уезжать из аэропорта не хочется: кажется, если быть где-то рядом, то шанс улететь выше, но желание поспать побеждает. В Берлине никто не знает про коронавирус: в транспорте толпа людей, никого в масках, по дороге домой куча открытых кафе, люди гуляют, тусуются. «Да, у нас всё хорошо», – говорит подруга. «Ой ли», – думаю я. Завтра мы улетим как положено, и в очереди будут обсуждать «глупости с маски-шоу» и что «кажется, полетим битком». Хочется поплакать от облегчения, увидев бортпроводников «Аэрофлота», но в очках и маске это очень неудобно.
Я в самоизоляции, не приходи ко мне!
«Погода в Москве хорошая, минус 6 градусов», – рапортует голос в динамиках самолета. Надвигаю свой шарф на нос, как уличный хулиган. В чемодане нет ничего, что пригодится при температуре холоднее плюс 10. Но это и не страшно: ближайшие 2 недели мне предстоит провести на карантине: анкеты раздали еще до приземления, где помимо паспортных данных, номера рейса и места, телефона нужно указать, остаешься ли ты в Москве или уезжаешь. И где собираешься самоизолироваться. Я пишу всё честно, как есть: так учили родители. Сосед сзади смеется, что указал в качестве домашнего адреса Петровку, 38. Пытаюсь понять, есть ли у меня приемлемые аргументы для диалога с ним? Таковых не находится, остается молча злиться. Из самолета не выпускают, пока люди в защитных костюмах не померяют «пушкой в лоб» температуру. Все смеются и шутят, но чувствуется, что никому не хочется быть тем, на ком термометр сработает.
После паспортного контроля мы попадаем на съемки кино: повсюду люди в скафандрах, лабиринты очередей. Оказалось, что половина пассажиров не заполнили анкеты. Тех, кто все-таки это сделал, пропускают вперед.
По одному проходим за столы: медсотрудники работают парами. Одна девушка берет анализ – соскоб из горла и носа. Вторая проверяет данные в анкете и объясняет права и обязанности: никуда не ходить, даже в магазин. Если почувствую недомогание – звонить по специальному телефону, сказать, что была во Франции, ни в коем случае не идти в поликлинику. «Тест будет готов через 5 дней, если он окажется положительным, мы вам сообщим», – говорят спокойно и человеческим голосом. Страшно подумать, сколько раз за смену это приходится говорить. Время 6 утра, это значит, что, скорее всего, они работали ночью.
Вызываю такси. «Откуда вы прилетели?» – спрашивает водитель. Успокаиваю его, что у меня есть маска: ее выдали на выходе из самолета. «У меня жена беременная», – оправдывается он зачем-то, приезжая через 15 минут. Днем следующего дня звонок: «Елена Юрьевна, как вы себя чувствуете? Где остановились? Вам больничный нужен?»
В группе цифровых кочевников – digital nomads – кто-то пошутил, что мы не nomads, а refugees – беженцы. Мама говорит, что хорошо, «хоть приехала». Я пытаюсь убедить хозяина квартиры в Стамбуле, что вернусь в мае. Или в июне. Правда, мой ВНЖ нужно продлевать в конце марта, но об этом лучше сейчас просто не думать. В конце концов после двухнедельного карантина можно улететь домой в Стамбул. Если, конечно, Турция не закроется окончательно.
Друзья по всему миру объединились в группу, где выкладывают фото и видео того, что они делают в свободное время: вся Европа и Америка, в том числе Южная, сидит по домам, и только в Москве смеются над теми, кто ходит в магазин в маске и соблюдает карантин. Подруга обиделась, что я отказалась встретиться с ней в кафе: если бы у меня был вирус, уверена она, за мной бы уже приехали. Но от карантина не прошло и половины, и я не намерена выходить в люди до его окончания. Меньше месяца назад организаторы фестиваля в Милане написали, что не стоит отменять поездку и что драма – это очень по-итальянски, а на самом деле всё хорошо. К счастью, власти закрыли Милан за 10 дней до мероприятия. Хочется верить, что в нашей стране не будет «как в Италии».
